От тюрьмы и пыток не зарекайся

Любой может оказаться жертвой тюремщиков-садистов

Взаимодействие правозащитников с сотрудниками исправительных учреждений (читай, тюремщиками) вошло в критическую фазу. По факту система исполнения наказаний отказывается общаться с теми, кто отстаивает права человека, недвусмысленно заявляя: будем творить в колониях что хотим.

Похоже, происходит по Черномырдину: «Никогда такого не было, и вот опять». Система исполнения наказаний, черпая навыки из советского прошлого, стремительно превращается в «Архипелаг ФСИН». И происходит это на наших глазах.

Почему это происходит? Можно только догадываться. Возможно, тюремщикам дали понять, что они скоро понадобятся исполнительной власти. В год столетия революции многие предрекают грядущие волнения — за ними логичным образом последуют массовые аресты и посадки.

На прошлой неделе Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) отчиталась об итогах работы за 2016 год. Сведений о пытках в колониях Карелии, которые произвели эффект разорвавшейся бомбы в минувшем ноябре, в отчете ФСИН не оказалось. Наоборот, там сообщили о «гуманизации исполнения наказаний», которая достигнута «благодаря совместной работе с институтами гражданского общества».

Правозащитники знают, что это за «совместная работа». Когда, например, Совет при Президенте России по правам человека и развитию гражданского общества в феврале собрался на выездное совещание в Карелию, чтобы проверить информацию о пытках в местах лишения свободы, никого из правозащитников, даже советника Президента РФ Михаила Федотова, ни в одну из колоний не пустили. Это заставило членов СПЧ задаться вопросом: «Что же такое скрывают тюремщики, если они предпочли скандал, не допуская проверяющих?»

Стоит отметить, что раньше Совет при президенте все-таки пользовался некоторым уважением ФСИН — по крайней мере, до проверок их допускали. Теперь же на все жалобы система службы исполнения наказаний отвечает наглыми отписками и пытается всячески оттеснять правозащитников от работы с осужденными.

«Наступление» на правозащиту оказалось не внезапным, оно происходило в последние пару лет в несколько этапов. Во-первых, были приняты поправки в Федеральные законы «Об исправительных учреждения» и «О содержании под стражей», которые актуализировали тему законного применения физической силы к заключенным. В поправках указано, когда именно сотрудники службы исполнения наказаний имеют право применять физическую силу к осужденным.

Но на местах этот закон поняли как разрешение избивать. В Удмуртии одной из правозащитниц сотрудники ФСИН заявили: раньше мы, мол, остерегались применять физическую силу, а теперь будем применять — по закону же можно.

В прошлом году изменению подверглись также Правила внутреннего распорядка (ПВР). Ими, в частности, хвалился ФСИН в отчете за 2016 год.

«При инициативном участии ФСИН России Министерством юстиции утверждены новые Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений, где расширена детализация норм, определяющих правовой статус осужденного, комплекс его прав и обязанностей», — говорится в отчете.

При этом новый свод ПВР содержит весьма двусмысленные нормы: например, заключенный при обращении к сотруднику колонии (или «по требованию» сотрудника) должен не просто назвать имя и отряд, но и дату рождения; статью, по которой он осужден; начало и конец срока наказания. Очевидно, что в этом нет никакой необходимости, а сделано это исключительно с целью унижения осужденных: чтобы он, как попугай, каждый раз вынужден был проговаривать длинный рапорт при каждом контакте с администрацией и при каждом «требовании» тюремщиков.

Еще одним весомым ухудшением жизни заключенного за решеткой является запрет на курение в помещениях камерного типа (это вроде карцера, только сажают туда не на пару суток, а на полгода или год) — на «горячую линию» Фонда помощи заключенным пришло уже несколько жалоб. В то же время нововведения, которые улучшают жизнь заключенных — в частности, увеличение количества банных дней, — остаются незамеченными в администрациях колоний.

Самым большим ударом по правозащитникам стала чистка Общественных наблюдательных комиссий (ОНК) в регионах России. Этим комиссиям по закону разрешено в любое время проверять любые учреждения, где содержатся задержанные, арестованные и осужденные.

Комиссии формируются Общественной палатой России (ОП). Осенью этого года в результате очередной ротации примерно в сорока субъектах страны из ОНК были исключены практически все правозащитники, имеющие репутацию и опыт работы в них. Они были заменены либо на бывших силовиков, либо на неопытных новичков.

Все это создает благодатную почву для избиений и пыток, которым подвергают заключенных сотрудники ФСИН. Фиксировать травмы у заключенных будет некому, и некому будет их расследовать.

Сейчас увидеть фотографии с телесными повреждениями, которые были нанесены здоровым людям, может каждый: таких снимков в социальных сетях множество. Большого шума недавно наделали фото Сергея Елисеева, заключенного калининградской колонии ИК-13: молодому человеку сломали руку и не оказывали медицинской помощи, в результате чего рука стала «гуттаперчевой» и гнется во все стороны, причиняя заключенному боль и страдания.

Дочитав до этого места, вы, наверное, думаете: к чему мне читать о жизни в исправительных учреждениях? Ведь я — образованный, не имеющий ничего общего с криминальным миром — все равно туда не попаду.

Смею вас заверить, сотни россиян, которым подбрасывают наркотики, обвиняют в мошенничестве и экономических преступлениях, задерживают ночью на безлюдных улицах, на пустом месте фабрикуя уголовные дела тоже наверняка так думают.

А потом эти незаконно задержанные и незаконно осужденные отправляются в какую-нибудь колонию вроде карельской, где их будут каждый день избивать и истязать. А «вычищенные» из ОНК правозащитники, несмотря на все усилия, не смогут им помочь.

Сейчас эта самая Карелия, о которой уже неоднократно писал «МК», — в центре внимания правозащитного сообщества. Я лично писал в одном из прошлых номеров, что сейчас в карельских колониях издеваются над заключенными, и их надо срочно оттуда вывозить в исправительные учреждения других регионов. Они дали показания об избиениях и пытках, надеясь, что их, как и Ильдара Дадина, спасут.

Но — не получается. Жалобщиков не только не вывозят, но и продолжают запугивать, заводят уголовные дела за ложный донос. Руководство ФСИН сообщает, что заключенные сами «не обращаются с просьбой обеспечить им безопасность». И именно мы — правозащитное сообщество — несем ответственность за жизни людей, которые нам доверились.

Мы обращались в государственные институты, но и у тех возможности, по-видимому, исчерпаны. В связи с этим мы написали открытое письмо первому заместителю руководителя Администрации Президента РФ Сергею Кириенко с просьбой о срочной встрече и проведении совещания с участием руководства ФСИН.

Конечно, легче управлять зонами, если заключенные запуганы и превращены в «овощи». Но наша задача — задача всего общества — не допустить пыток и нарушений прав человека в местах лишения свободы. Потому что, выходя оттуда, они будут мстить обществу, вымещая злобу не на тех садистах, которые их унижали, а на первом попавшемся гражданине.

Если не разобраться с этой пыточной заразой в Карелии, если не прекратить пытки в этом регионе — они распространятся по всей стране. И мы никогда не сможем победить садистов. И не исключено, что следующей их жертвой станете именно вы…

Исполнительный директор
ООД «За права человека»
Лев Пономарев

Оригинал

12 февраля 2019 года Минюст РФ принудительно внес Общероссийское общественное движение "За права человека", РООССПЧ "Горячая Линия" и Фонд "В защиту прав заключенных" в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента»
1 ноября 2019 года решением Верховного суда РФ Движение "За права человека" было окончательно ликвидировано.
Помочь борьбе за права человека в России

Проект «За права человека» занимается самыми острыми темами: от пыток и сфабрикованных обвинений по терроризму и экстремизму, до протестов и экологических проблем. Мы помогаем людям объединяться и доносить до властей свои требования и вопросы. Без вашей поддержки мы работать не сможем.